Неточные совпадения
Во время же игры Дарье Александровне было невесело. Ей
не нравилось продолжавшееся при этом игривое отношение между Васенькой Весловским и Анной и та общая ненатуральность больших, когда они одни, без детей,
играют в детскую игру. Но, чтобы
не расстроить других и как-нибудь провести время, она, отдохнув, опять присоединилась к игре и притворилась, что ей весело. Весь этот день ей всё казалось, что она
играет на театре с лучшими, чем она, актерами и что ее
плохая игра портит всё дело.
— Ну, теперь, надеюсь, ты бросишь
играть роль какого-то неудачного беса.
Плохая роль. И — пошлая, извини! Для такого закоренелого мещанина, как ты, нигилизм
не маска…
Я его дразню: «Перестаньте бурбошку
играть, это у вас от скуки, а в сущности, вы
не плохой парень, хотя — пехота».
Как
играет!
не хуже француза-эмигранта, что у тетки жил…
Я от этого преследования чуть
не захворала,
не видалась ни с кем,
не писала ни к кому, и даже к тебе, и чувствовала себя точно в тюрьме. Он как будто
играет, может быть даже нехотя, со мной. Сегодня холоден, равнодушен, а завтра опять глаза у него блестят, и я его боюсь, как боятся сумасшедших.
Хуже всего то, что он сам
не знает себя, и потому нельзя положиться на его намерения и обещания: сегодня решится на одно, а завтра сделает другое.
В то самое время, как Гарибальди называл Маццини своим «другом и учителем», называл его тем ранним, бдящим сеятелем, который одиноко стоял на поле, когда все спало около него, и, указывая просыпавшимся путь, указал его тому рвавшемуся на бой за родину молодому воину, из которого вышел вождь народа итальянского; в то время, как, окруженный друзьями, он смотрел на плакавшего бедняка-изгнанника, повторявшего свое «ныне отпущаеши», и сам чуть
не плакал — в то время, когда он поверял нам свой тайный ужас перед будущим, какие-то заговорщики решили отделаться, во что б ни стало, от неловкого гостя и, несмотря на то, что в заговоре участвовали люди, состарившиеся в дипломациях и интригах, поседевшие и падшие на ноги в каверзах и лицемерии, они
сыграли свою игру вовсе
не хуже честного лавочника, продающего на свое честное слово смородинную ваксу за Old Port.
Но что
хуже всего, так это то, что я знал про него, что он мерзавец, негодяй и воришка, и все-таки сел с ним
играть, и что, доигрывая последний рубль (мы в палки
играли), я про себя думал: проиграю, к дяде Лукьяну пойду, поклонюсь,
не откажет.
— Стрекоза живет по-стрекозиному, муравей — по-муравьиному. Что же тут странного, что стрекоза"лето целое пропела"? Ведь будущей весной она и опять запела в полях — стало быть, и на зиму устроилась
не хуже муравья. А «Музыкантов» я совсем
не понимаю. Неужели непременно нужно быть пьяницей, чтобы хорошо
играть, например, на скрипке?
Выбор пьес был известный — вальсы, галопы, романсы (arrangés) и т. п., — всё тех милых композиторов, которых всякий человек с немного здравым вкусом отберет вам в нотном магазине небольшую кипу из кучи прекрасных вещей и скажет: «Вот чего
не надо
играть, потому что
хуже, безвкуснее и бессмысленнее этого никогда ничего
не было писано на нотной бумаге», и которых, должно быть, именно поэтому, вы найдете на фортепьянах у каждой русской барышни.
—
Не то,
не то, совсем
не то, — заговорил он вдруг своим гадким выговором, быстро переменяя положение, облокачиваясь об стол и
играя золотым перстнем, который у него слабо держался на
худом пальце левой руки. — Так нельзя, господа, готовиться в высшее учебное заведение; вы все хотите только мундир носить с синим воротником; верхов нахватаетесь и думаете, что вы можете быть студентами; нет, господа, надо основательно изучать предмет, и т. д., и т. д.
Филатку я видел
не раз на московском и петербургском театрах и положительно говорю [Филатку я видел
не раз на московском и петербургском театрах и положительно говорю — столичные актеры, игравшие Филатку, оба
играли хуже…
— Честное слово, ничего
худого не было, — уверял он, — мы только читали, гуляли,
играли, — ну, бегали, — больше никаких вольностей.
«Молодой, красивый, — думал Матвей Савельев, закрыв глаза и притворяясь, будто уснул, — ему бы за девицами ухаживать, на гармонии
играть, а он живёт монахом, деньги
не тратит, сапожонки
худые и даже праздничной одёжи нет,
не покупает. Скучный какой-то, всех готов осудить. Живёт в углу.
Плохие люди везде на улицах шумят, а кто получше — в уголок прячется».
— Ну да, и в карты хорошо
играет. Но Елена Николаевна… Разве ее возможно понять? Желаю я знать, где тот человек, который бы взялся постигнуть, чего она хочет? То она весела, то скучает;
похудеет вдруг так, что
не смотрел бы на нее, а там вдруг поправится, и все это без всякой видимой причины…
Так, например, когда я объяснил одному из них, что для них же будет
хуже, ежели мир обратится в пустыню, ибо некого будет усмирять и даже некому будет готовить им кушанье, то он, с невероятным апломбом, ответил мне: «Тем лучше! мы будем ездить друг к другу и
играть в карты, а обедать будем ходить в рестораны!» И я опять вынужден был замолчать, ибо какая же возможность поколебать эту непреоборимую веру в какое-то провиденциальное назначение помпадуров, которая ни перед чем
не останавливается и никаких невозможностей
не признает!
Медведев(подходя к Бубнову). Правильно, участок у меня невелик… хоть
хуже всякого большого… Сейчас, перед тем как с дежурства смениться, сапожника Алешку в часть отвез… Лег, понимаешь, среди улицы,
играет на гармонии и орет: ничего
не хочу, ничего
не желаю! Лошади тут ездят и вообще — движение… могут раздавить колесами и прочее… Буйный парнишка… Ну, сейчас я его и… представил. Очень любит беспорядок…
Полина. Еще бы! Я какую хочешь сцену
сыграю,
не хуже всякой актрисы. Во-первых, нас дома к этому с малолетства приучили, а теперь я все сижу одна, работать-то скучно; я все сама с собою и разговариваю. Так научилась, что чудо. Только немного жаль его будет.
Хочется
играть видную, самостоятельную, благородную роль, хочется делать историю, чтобы те же поколения
не имели права сказать про каждого из нас: то было ничтожество, или еще
хуже того…
— Напрасно вы это говорите, Наталья Алексеевна: вы
играете нисколько
не хуже меня.
— Да, холоден, как лед, и знает это и прикидывается пламенным.
Худо то, — продолжал Лежнев, постепенно оживляясь, — что он
играет опасную игру, — опасную
не для него, разумеется; сам копейки, волоска
не ставит на карту — а другие ставят душу…
Я
не могу сказать, чтобы она
играла хуже madame Риперт.
Треплев. Кажется, еще
хуже. Дебютировала она под Москвой в дачном театре, потом уехала в провинцию. Тогда я
не упускал ее из виду и некоторое время куда она, туда и я. Бралась она все за большие роли, но
играла грубо, безвкусно, с завываниями, с резкими жестами. Бывали моменты, когда она талантливо вскрикивала, талантливо умирала, но это были только моменты.
Я решительно
не вижу ничего грязного в желании выиграть поскорее и побольше; мне всегда казалась очень глупою мысль одного отъевшегося и обеспеченного моралиста, который на чье-то оправдание: что «ведь
играют по маленькой», отвечал — тем
хуже, потому что мелкая корысть.
Впрочем, и Кокошкин и Писарев также восхищались и говорили, что он никогда так хорошо
не играл Аристофана; они приписывали удачную игру Мочалова отсутствию князя Шаховского, который своим постоянным наблюдением и взыскательностию за каждое неверно сказанное слово приводил в смущение молодого актера: он старался
играть как можно лучше и оттого
играл хуже.
Наблюдатель.
Не заметите, мы
плохие физиономисты. Читают в газетах: такой-то уличен в подделке векселей, такой-то скрылся, а в кассе недочету тысяч двести; такой-то застрелился. Кто прежде всего удивляется? Знакомые: «Помилуйте, говорят, я вчера с ним ужинал, а я
играл в преферанс по две копейки. А я ездил с ним за город, и ничего
не было заметно». Нет, пока физиономика
не сделалась точной наукой, от таких компаний лучше подальше.
Они
играли — да
играли — я
не думал,
Что выдет что-нибудь из этого
худое.
Он заиграл, сначала робко, неуверенно, гораздо
хуже, чем
играл в первый раз, но понемногу к нему вернулись смелость и вдохновение. Присутствие того, властного и необыкновенного человека почему-то вдруг наполнило его душу артистическим волнением и придало его пальцам исключительную гибкость и послушность. Он сам чувствовал, что никогда еще
не играл в своей жизни так хорошо, как в этот раз, и, должно быть,
не скоро будет еще так хорошо
играть.
Собака заснула за двором. Голодный волк набежал и хотел съесть ее. Собака и говорит: «Волк! подожди меня есть, — теперь я костлява,
худа. А вот, дай срок, хозяева будут свадьбу
играть, тогда мне еды будет вволю, я разжирею, — лучше тогда меня съесть». Волк поверил и ушел. Вот приходит он в другой раз и видит — собака лежит на крыше. Волк и говорит: «Что ж, была свадьба?» А собака и говорит: «Вот что, волк: коли другой раз застанешь меня сонную перед двором,
не дожидайся больше свадьбы».
— А вы помните, что вы говорили о вашей любви к людям? Ах, милый Вандергуд: я был бы
плохим воином и политиком, если бы в мое образование
не входило и искусство маленькой лжи. Мы
играли оба, вот и все!
Далее, Я дерзко думаю, что Я гениален, — Сатана известен своею дерзостью, — и вот вообрази, что мне надоел ад, где все эти волосатые и рогатые мошенники
играют и лгут почти
не хуже, чем Я, и что Мне недостаточно адских лавров, в которых Я проницательно усматриваю немало низкой лести и простого тупоумия.
— Нет, вы эту грязь именно разводите, вы нарочно
играете на самых подлых, эгоистических инстинктах, стараетесь разжечь их, а
не боретесь с ними. Вы вперед забегаете, вы
хуже тех, к кому приноравливаетесь.
Подачкин. Похвально!.. (Сынок барской барыни
играл уже роль покровителя наук.)
Не худо бы, однако ж, при этом винца.
Рассеянно поздоровался он с ним, рассеянно слушал его рассказы о том, что Александра Яковлевна недели через две переезжает на постоянное жительство в Петербург, что Матвей Иванович Писателев принять на петербургскую казенную сцену и она надеется, при его протекции,
не только
играть на клубных сценах, но даже пробраться на казенную, что Адам Федорович Корн, поддев артистов на удочку контрактов с артельными началами, по окончании первого же сезона заиграл в открытую и обсчитал их
хуже всякого антрепренера.
—
Не могу и
не хочу я успокаиваться… — начала снова она голосом, в котором слышно было крайнее раздражение, — чем я Оленина, урожденная Родзевич,
хуже хоть той же Скавронской, которая
играет при дворе такую роль и выходит замуж за красавца — графа Литта… Ты видел ее?..
—
Не забудь, что буду тебе говорить, Володя. Какое злое искушение придет тебе на ум, помолись Спасителю, чтобы
не допустил тебя совершить его. Помни, ни одно
худое, бесчестное дело
не проходит мимо очей всевидящего Бога. Если злодей и кажется счастлив,
не верь этому: есть в душе его обличитель, который
не дает ему покоя.
Не играй в карты, будь честен.
Дельная и кроткая! Два свойства, которых он совсем
не видал в своей подруге. Его француженка была жадна на деньги, экономничала в пустяках, но тратила зря на туалеты,
не спросясь его, покупала часто
плохие процентные бумаги и глупо
играла ими на бирже. И от впечатления кротости в женском существе он совсем отстал, живя в Париже;
не замечал его решительно нигде, разве на сцене, в пьесах, в игре сладковатых и манерных наивностей.